Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман - Лилия Максимова

– Почему молекула ДНК имеет вид двойной, а не, скажем, тройной спирали? – явно разбираясь в сути проблемы, произнес Гордеев. – Ведь тогда считываемость информации повысилась бы, не так ли?

Потрясенная Лиза осела обратно на стул, а «задетый за живое» Тихон Капитонович возразил своему оппоненту:

– Видите ли, юноша, в этом случае возникли бы сложности в стыковке различных составляющих.

Настороженно взглянув на ученика, биолог отметил, что интерес в его глазах не потух, а скорее, наоборот, усилился.

– Но, Тихон Капитонович, в лабораторных условиях добиться таких впечатляющих результатов возможно?

– Хм, – задумался учитель, протирая лысину носовым платком. – Здесь сначала имеет смысл поговорить о целях подобных экспериментов…

Устный опрос, Лучинская и аденазинтрифосфорная кислота были тут же вытеснены из его головы. Бесконечно счастливый сознанием того, что хоть кто-то из его подопечных всерьез интересуется биологией, Тихон Капитонович следующие 40 минут увлеченно обсуждал с Гордеевым новейшие открытия в области генной инженерии. Звонок с урока застал его за рассуждением:

– Этические аспекты клонирования оказались гораздо более сложными, чем технические!..

Класс зашевелился, и Тихон Капитонович вспомнил, где он находится. Махнув рукой, учитель привычно произнес:

– Следующий параграф прочитаете в учебнике самостоятельно. До свидания. – И добавил, уже не так буднично. – Наша беседа, юноша, доставила мне истинное удовольствие.

Гордеев удостоился рукопожатия, и Тихон Капитонович, бормоча нечто одобрительное, покинул кабинет.

Восхищенно глядя на Виктора, Лиза поблагодарила:

– Знаешь, ты просто спас меня! – Серебро в ее глазах лукаво блеснуло. – А ты действительно так любишь биологию?

Наклонившись к девушке, Гордеев улыбнулся и доверительно сообщил:

– Я люблю все знать. А про клонирование вчера по телевизору рассказывали.

Задорин не стал дожидаться завершения обмена любезностями. Подхватив рюкзак, он бросил сердитый взгляд в сторону Лизы, которая вдруг рассмеялась от какой-то шутки Гордеева, и быстро зашагал к выходу. Олег едва догнал его в коридоре:

– Шурик, ты что?

Сашка резко повернулся:

– Я? Я – ничего! Ничего особенного я не сделал! А вот он – да-а! Гений, Нобелевский лауреат, неповторимый творец клонов!

– Ты про Витьку? – опешил Клементьев от такого напора.

– Нет, юннат! – фыркнул Сашка. – Я про овечку Долли! Гордеев клонирует их пачками!

Олег примостил свой рюкзак на подоконник и пристально посмотрел на друга.

– Зря ты так. Мы не смогли помочь Лизе. Он смог. Что тебе не нравится?

– Да он! Он мне не нравится! – с досады Сашка долбанул кулаком по стене, и стенд, висевший рядом, угрожающе зашатался. – И зачем только Лиза притащила этого кретина за твою парту? Лучше бы он вообще здесь не появлялся!

– Киллера наймем или сами его прикончим? – попытался пошутить Клементьев. Ревность друга казалась ему беспочвенной. – Напрасно ты бесишься. Лиза сидит за партой с тобой, из школы и в школу ходит с тобой и все свободное время тоже проводит с тобой. Чего ты еще хочешь – надеть на нее паранджу и изолировать от общества?

Сашка вдруг сник. Опершись вытянутой рукой о подоконник, он буркнул:

– Не смешно, – и уставился куда-то в уличную даль.

За стеклом палило солнце, деревья, раскинувшись зелеными шатрами, давали желанную тень буйно разросшимся на клумбах цветам, и все это летнее великолепие пока не подозревало, что не пройдет и месяца, как наступит хоть и по-приморски поздняя, но неизбежная осень.

В коридоре оглушительно затрещал звонок на следующий урок, и школьники потянулись по классам.

Олег взялся за лямку своего рюкзака.

– Она всего лишь сказала ему «спасибо», – постарался он уменьшить в размерах слона, которого Сашка раздул из мухи.

Задорин с сомнением покачал головой:

– По-моему, это только начало.

Кабинет директора школы, консервативный до строгости, полностью отражал характер хозяйки: мебель, по возрасту сравнимая с самой директрисой, тяжелые деревянные шкафы, набитые учебной и справочной литературой, на стене – портрет Михаила Сергеевича Горбачева.

Расположившись за своим столом, Власта Эрастовна исполняла служебный долг: выслушивала жалобы учительницы английского языка Изабеллы Ивановны, крашеной пожилой шатенки с короткими кудряшками вместо прически и вязаной шалью на покатых плечах. Весь облик директора, от пучка туго скрученных на затылке седых волос до кончиков пальцев с коротко обрезанными ногтями, которыми Власта Эрастовна постукивала по столу, выражал неприязнь и раздражение.

– Понимаете, – всхлипывая, изливала душу Изабелла Ивановна. – Он всячески старается выставить меня некомпетентной, грубит и выражает неуважение всеми мыслимыми способами…

– Грубит? Гордеев? – Власта Эрастовна в первый раз с начала разговора нарушила молчание. – Ну, знаете… Я во что угодно смогла бы поверить, но что Гордеев хамит или использует в речи нецензурную лексику… Не из той он семьи, чтобы…

От категоричности тона директрисы Изабелла Ивановна смешалась:

– Нецензурную?.. Нет-нет, я этого не говорила.

– Тогда что Вы имеете в виду?

Под напряженным взглядом Власты Эрастовны речь англичанки стала несколько сбивчивой:

– Он поправляет меня во время урока. По нескольку раз поправляет! Спорит со мной, а ведь я, все-таки, учитель, а не студентка какая-нибудь…

– Хм, а в чем он Вас поправляет?

Интерес директрисы направился совсем не в ту сторону, куда хотелось бы Изабелле Ивановне, и она поспешила форсировать ситуацию:

– Власта Эрастовна, я Вас умоляю, вызовите в школу родителей этого бездарного нарушителя дисциплины!

Картечь обвинений попала мимо. Брови начальницы сошлись на переносице.

– Изабелла Ивановна, я боюсь, что Вы – единственная, кто считает этого ученика бездарным. Эдуард Андреевич указывает на его творческий подход в изучении классических произведений, к которым мы с Вами, как филологи, должны проявлять уважение. Евгения Юрьевна, которая, как Вы знаете, обыкновенно скупа на похвалы, восхищается его аналитическим складом ума. А Тихон Капитонович, так и вообще, обещает личную протекцию, если Гордеев решит поступать в Университет. Мне не стоит продолжать или перечислить преподавателей по всем остальным предметам? – Англичанка не выдержала уничижительного тона и отвернулась, но Власта Эрастовна, по всей вероятности, решила ее «добить». – Не кажется ли Вам, уважаемая Изабелла Ивановна, что Вы идете против всего педагогического коллектива? Вполне возможно, что Вы ставите личные интересы выше общественных, и тогда…

В застойные времена, откуда были родом обе собеседницы, последнее обвинение можно было расценить, как угрозу, и Изабелла Ивановна по привычке вздрогнула.

– Я не… я совсем даже… – пролепетала она, слезы вновь хлынули у нее из глаз, и учительница достала приготовленный заранее кружевной платочек. – Просто я не представляю, как с ним работать? Вот сегодня, например, он стал утверждать, что я неправильно произношу слово «карьера». Я поставила ударение на первый слог, а он рассмеялся! Мне прямо в лицо рассмеялся! И нарочно весь урок ставил ударение по-своему!

Директриса возвела глаза к потолку. Преподавателю за пятьдесят, тридцать лет педагогического стажа! Должен же, в конце концов, сказываться опыт? Власта Эрастовна налила из стеклянного графина воды в стакан и предложила его коллеге.

– Знаете, Изабелла Ивановна, как я поступаю, когда у нас на уроках возникают подобные споры? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал миролюбиво, и дождавшись взгляда собеседницы, закончила. – Я обращаюсь к словарю!

В доказательство того, что ее слова – не просто фигура речи, на столе появился толстенный кирпич англо-русского словаря. Директриса без труда нашла там термин «career». Ударение в транскрипции оказалось на второй слог.

Противник был сломлен, и кабинет огласили новые рыдания. Неумолимая директриса сообразила, что «перегнула палку», и, отказавшись от дальнейшей борьбы, сменила гнев на милость:

– Изабелла Ивановна, дорогая! Мы все допускаем ошибки: иногда педагогические, иногда профессиональные, и надо иметь мужество их признавать.

Чтобы продемонстрировать поддержку подчиненной, которую только что отчитала, Власта Эрастовна даже вышла из-за стола и слегка погладила ее по вздрагивающему плечу.

– А с Гордеевым я обязательно побеседую. Конечно, он – наш будущий золотой медалист и надежда школы, но сдерживать свои эмоции ему еще предстоит научиться.